«Была
внутренняя уверенность,
что все
получится»

– Матушка Анастасия, Спасо-Преображенский женский монастырь на реке Угре официально открыли год назад, в октябре 2022-го. Но ведь монашеская жизнь тут была возрождена гораздо дольше?
– С игуменьей Николаей, настоятельницей Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря, мы впервые приехали сюда еще в конце 1999 года. К тому моменту матушка Николая уже восстановила свою обитель и не испугалась, увидев развалины, руины, которые остались от Спасо-Преображенского женского монастыря на реке Угре. Потом, кстати, один батюшка, уже покойный, сказал мне: «Вряд ли тут можно что-то исправить...» Но была внутренняя уверенность, что все получится, я послушалась игуменью Николаю, и Господь помог нам в нашей работе.
– Уже в середине 2000-х здания монастыря были переданы в ведение Калужской епархии Русской православной церкви.
– Да. И монастырь – при помощи государства, бизнеса, огромного количества неравнодушных людей и благодетелей – начал активно возрождаться. Долгое время наша обитель существовала как подворье Казанского девичьего монастыря. В прошлом году Спасо-Преображенский женский монастырь на реке Угре обрел самостоятельный статус, а я стала его настоятельницей.
– К сегодняшнему дню монастырь восстановлен полностью?
– Можно сказать, что да. Внешний вид, внутреннее убранство... В целом все в порядке. Очень хотим обустроить большую трапезную, это наша задача на ближайшее будущее. Монастырь является объектом культурного наследия народов РФ, поэтому затевать там какие-либо строительные работы сложно, но мы верим, что все получится.
– До этого вы были настоятельницей Казанского девичьего монастыря. Кто заменил вас там? И, кстати, у этой обители тоже была непростая судьба?
– Настоятельницей Казанского девичьего монастыря стала игуменья Ангелина. Она получила свое назначение ровно год назад, 4 ноября 2022 года, в день памяти Казанской иконы Божией Матери. К слову, игуменья Ангелина, как и все мы, из семьи матушки Николаи, и все хорошее, что у нас есть, происходит по молитвам матушки.
Что касается обители, то мы ждали 25 лет, чтобы ее передали Русской православной церкви. Четверть века! Дело в том, что до нас там находился архив – около 300 тонн документов. Не было никаких перспектив, но вдруг случилось чудо: в 2017 году было принято решение о возвращении зданиям их первоначального предназначения. И уже в 2018 году, к Лазаревой субботе, там можно было совершать богослужения.

– А как вы сами пришли в монашество? Бытует мнение, что в монастырь идут не от хорошей жизни...
– Конечно, нет! Совершенная ерунда. В монастыри идут от счастливой любви к богу, монашеская жизнь – это призвание. Господь призывает человека: человек слышит внутри себя голос Божий, и у него появляется горячее желание Ему послужить. Не разменивать свою жизнь на какие-то мирские дела, а отдать все свои силы на служение Богу. Если внутри нет такого призыва, то человек и не сможет жить в монастыре. Господь сам выбирает, кто способен понести благое иго, ведь он знает наши возможности, наши силы, выбирает тех, кто действительно готов ответить на этот призыв. А еще Господь поддерживает, помогает, вразумляет.
– А как лично вы отказались от мирской жизни?
– Знаете, когда я училась в училище в конце 1970-х, я начала читать Евангелие. В то время я собиралась стать театральным художником, но Господь так все устроил, что я быстро разочаровалась во всех своих желаниях, увидела суету и тщету этих театральных занятий.
Спустя время я встретила знакомого актера, с которым работала в театре. И он мне говорит: «Ну как же ты оказалась в церкви, ты же еще недавно стояла на сцене в блестящем платье?» Но для меня уже не имели значения никакие платья, сцены, театры... Когда человек находит жемчужину, как сказано в Евангелие, тогда он продает все остальное, чтобы купить эту жемчужину. Все остальное становится неинтересно.
– Это правда, что сначала вы работали в церкви уборщицей?
– Да. Это было в храме Петра и Павла в Калуге. Храм стоит на кладбище, там у меня похоронены папа и бабушка, и я часто навещала их могилы. При этом я все время смотрела на этот храм и жалела его – такая там мерзость была и запустение...
Параллельно я работала в педагогическом университете, преподавала методику ИЗО на кафедре начального обучения, и после занятий бежала в церковь работать уборщицей. И, знаете, это было самое счастливое время! А когда храм вернули епархии, мы стали восстанавливать его, отмывать. Так как до этого там красили венки, то краска сильно въелась в полы. Работа была физически тяжелая, трудились с утра и до позднего вечера. Но я все равно чувствовала себя так, как будто отдыхала на шезлонге на берегу моря.
– Получается, работа в монастыре стала для вас своего рода «духовным аккумулятором»?
– Да. Когда ты жалеешь себя, начинаешь роптать о том, что тебе тяжело, то и силы уходят. А когда не думаешь, забываешь о себе, то Господь всегда силы дает. Все грехи Господь прощает, но ропот не выносит. Ропот – это как обвинение Бога в том, что он что-то плохое сделал. А за такое Господь и наказать может.
Как-то я ездила по приглашению владыки Марка в Хабаровск, к матушке игумении Антонии, настоятельнице Хабаровского Петропавловского монастыря. И там, на берегу Амура в Комсомольске-на-Амуре, стоял храм, который больше напоминал избушку с маленьким крестиком. Там были хорошие батюшка с матушкой. И вот мы спрашиваем, как у них дела, и они нам отвечают: «Все в порядке. Роптали – сарай сгорел, еще роптали – другие неприятности случились. Мы запомнили. Теперь за все благодарим Бога. И все у нас хорошо».